Алекса́ндр Алекса́ндрович Але́хин (распространённое написание и произношение Алёхин ошибочно[1][2]; 19 (31) октября 1892(18921031)[3], Москва — 24 марта 1946, Эшторил, Португалия) — русский шахматист, выступавший за Российскую империю, Советскую Россию и Францию, четвёртый чемпион мира по шахматам. Алехин вошёл в число сильнейших шахматистов мира перед Первой мировой войной, заняв третье место на петербургском турнире 1914 года, в 1921 году покинул Россию и переехал на постоянное местожительство во Францию, гражданином которой стал в 1925 году. В 1927 году Алехин выиграл матч за звание чемпиона мира у считавшегося непобедимым Хосе Рауля Капабланки и затем в течение нескольких лет доминировал в соревнованиях, выигрывая крупнейшие турниры своего времени с большим преимуществом над соперниками. Дважды (в 1929 и 1933 годах) Алехин защитил титул в матчах против Ефима Боголюбова, в 1935 году он проиграл матч Максу Эйве, но через два года победил в матч-реванше и удерживал звание чемпиона мира до самой смерти. Алехин стал единственным чемпионом мира по шахматам, который умер непобеждённым.
Алехин был чрезвычайно разносторонним шахматистом. Больше всего он известен атакующим стилем игры и эффектными глубоко просчитанными комбинациями. Вместе с тем ему принадлежит большое количество теоретических разработок в дебютах, он обладал высокой эндшпильной техникой.
Детство, юность Александр Алехин, чемпион Москвы фотография Карла Буллы (1909 год)
Александр Алехин родился 19 (31) октября 1892(18921031) года[3] в Москве. Его отец Александр Иванович Алехин (1856—1917) был коллежским асессором[3] и дворянином и владел поместьем рядом с Касторным в Землянском уезде Воронежской губернии, мать Анисья Ивановна (1861—1915) была дочерью богатого текстильного фабриканта Прохорова, владельца «Трёхгорной мануфактуры»[4][5]. Предки по обеим родительским линиям в четвёртом — третьем поколении были крестьянами[4]. Семья жила в съёмном доме в Никольском переулке. После женитьбы отец Алехина занимал высокий пост в «Товариществе Прохоровской Трёхгорной Мануфактуры», в 1904 году стал предводителем дворянства Землянского уезда, затем — Воронежской губернии, в 1912 году — депутатом четвёртой Государственной Думы от октябристов[5][6][7]. Александр Алехин был третьим ребёнком в семье, его старший брат Алексей (1888—1939) в дальнейшем тоже стал шахматистом.
Александра научила играть в шахматы мать, когда ему было семь лет[8], он часто играл с братом Алексеем[9]. В детстве Алехин тяжело переболел менингитом, на время болезни ему запрещали брать в руки шахматы[9][10]. В 1901 году он поступил в престижную гимназию, основанную педагогом Львом Поливановым. Среди его одноклассников были поэты Лев Остроумов[11] и Вадим Шершеневич[12]. Сильное впечатление произвели на Алехина гастроли американского маэстро Гарри Пильсбери, посетившего Москву в 1902 году. Пильсбери провёл в шахматном клубе сеанс одновременной игры вслепую на 22 досках, причём Алексей Алехин сыграл с ним вничью[13].
С десятилетнего возраста Алехин, как и его старший брат, начал играть в турнирах по переписке. Позднее Алехин вспоминал: «Я играю в шахматы с 7 лет, но серьёзно начал играть в 12 лет»[14]. Первую турнирную победу он одержал в гамбитном турнире по переписке, организованном журналом «Шахматное обозрение» в 1905—1906 годах[15][16]. По одним данным, в 1906[17], по другим — в 1907 году[16] братьям давал уроки известный шахматист Фёдор Дуз-Хотимирский. В 1907 году Александр, ещё гимназист, в первый раз сыграл в турнире любителей в Московском шахматном кружке. В следующем году он выиграл такой же любительский турнир и дебютировал на международной арене: занял 4—5 места в побочном (проходившем одновременно с основным турниром мастеров) турнире Германского шахматного союза в Дюссельдорфе, а затем сыграл мини-матч с известным немецким шахматистом Барделебеном, в котором из пяти партий выиграл четыре при одной ничьей[18]. В Дюссельдорфе Алехин мог увидеть открытие матча на первенство мира между Ласкером и Таррашем, которое состоялось в день окончания турнира[19]. После возвращения в Россию состоялись матчи Алехина с Блюменфельдом (победа 4½—½) и чемпионом Москвы Ненароковым (Алехин сдал матч после трёх поражений). В 1909 году шестнадцатилетний Алехин стал пятым на чемпионате Москвы (победил Гончаров) и с 13 очками из 16 занял первое место на Всероссийском турнире любителей, приуроченном к Международному шахматному конгрессу памяти Чигорина (второе место у Ротлеви с 12 очками), за что получил дорогую вазу, изготовленную на Императорском фарфоровом заводе и звание «Маэстро»[20]. В том же году Алехин начал сотрудничать с журналом «Шахматное обозрение».
В 1910 году Алехин занял 7—8 места на крупном турнире в Гамбурге (8½ из 16 очков), в 1911 — разделил 8—11 места в Карлсбаде (участвовало 26 игроков), выиграв у Видмара — одного из сильнейших на этом турнире. Осенью он поступил в Императорское училище правоведения. Во время учёбы он не прекращал выступления в соревнованиях, а также писал в газете «Новое время»[21].
В 1913 году Алехин выиграл матч у Левитского со счётом 7—3 и занял первое место на довольно представительном турнире в Схевенингене (11½ из 13), опередив Давида Яновского, одного из претендентов на мировое первенство. В декабре он сыграл две партии с гастролировавшим в России Капабланкой, обе выиграл кубинец. С декабря 1913 года по январь 1914 в Петербурге прошёл Всероссийский турнир мастеров. Алехин разделил первое место с Нимцовичем (по 13½ из 17), на пол-очка отстал Флямберг. В апреле — мае там же состоялся Санкт-Петербургский международный турнир, собравший практически всю шахматную элиту, включая Капабланку и чемпиона мира Ласкера. В отборочном этапе Алехин разделил четвёртое — пятое места с Маршаллом, что позволило ему выйти в финал, куда попадали пять лучших игроков. В финале, проходившем в два круга, Алехин дважды уступил Ласкеру, который в итоге выиграл турнир, но оба раза обыграл Тарраша, что позволило Алехину занять итоговое третье место. Как вспоминал П. Романовский, именно в 1914 году Алехин сказал ему, что начинает готовиться к матчу на первенство мира с Капабланкой. На удивлённое замечание, что чемпион мира — Ласкер, Алехин уверенно ответил, что вскоре Капабланка сменит Ласкера[22]. Через неделю после окончания турнира Алехин закончил Императорское училище правоведения, получил чин титулярного советника и был назначен в Министерство юстиции[23].
Летом 1914 года Алехин участвовал в турнире в Мангейме. Он уверенно шёл на первом месте (9½ из 11 и отрыв в одно очко от Видмара), но 1 августа Германия объявила войну России. Турнир был прерван за шесть туров до конца, а Алехин был объявлен победителем и получил первый приз в 1100 марок[24]. Алехин и ещё десять русских шахматистов, участников основного и побочных турниров, были интернированы как граждане вражеского государства. После короткого пребывания в полицейском участке в Мангейме и военной тюрьме Людвигсхафена (туда он попал из-за найденной у него фотографии, где был снят в форме воспитанника Училища правоведения, которую полицейский принял за форму офицера русской армии) Алехин вместе с другими русскими попытался на поезде уехать в Баден-Баден. Однако их сняли с поезда в Раштатте и поместили в тюрьму[25][26]. Алехин находился в одной камере с Боголюбовым, И. Рабиновичем и Вайнштейном. Как рассказывал Алехин журналисту после возвращения в Россию, обращение было «ужасное»[25], впрочем, позже, сравнивая с тюрьмой в Одессе, где ему пришлось побывать в 1919 году, Алехин называл обстановку «идиллической»[26]. Шахматисты проводили время, играя между собой вслепую. Один раз Алехин был помещён в карцер на три или четыре дня за то, что, по его словам, улыбнулся во время прогулки (по воспоминаниям сидевшего в той же тюрьме Богатырчука — за то, что позволил себе вольности с дочерью тюремщика)[25]. В середине августа шахматистов перевели из раштаттской тюрьмы в гостиницу в Баден-Бадене, где они оставались под надзором полиции. Затем был издан приказ, предписывающий отпустить всех негодных к воинской службе, и интернированные прошли медицинское освидетельствование. Алехин убедил врача, что он болен, и 14 сентября он был отпущен. Сначала он пытался уехать через Базель и Геную, но пароход до Одессы долго не отправлялся, поэтому Алехин, имевший достаточно средств, поехал в Петроград через Францию, Великобританию и Швецию и прибыл в Россию только в конце октября[27]. В Стокгольме 20 октября Алехин дал сеанс одновременной игры на 24 досках (+18 −2 =4).
После возвращения в Россию Алехин много выступал с показательными партиями и сеансами одновременной игры. 5 ноября в Москве состоялся сеанс Алехина на 33 досках (+19 −9 =5), сбор от которого поступил в пользу раненых солдат[28]. 7 ноября началась консультационная партия А. Алехин и В. Ненароков — О. Бернштейн и Б. Блюменфельд. Партия игралась в течение трёх дней и закончилась в пользу белых. Несколько раз Алехин давал сеансы в пользу пленных русских шахматистов, а деньги от сеанса в шахматном кружке при Петроградском политехническом институте, который состоялся 8 декабря, были перечислены студенту этого института Петру Романовскому, также находившемуся в плену. С начала 1915 года Алехин входил в один из комитетов по оказанию помощи больным и раненым, созданным в рамках Земгора[29]. В клубном турнире Московского шахматного кружка в октябре — декабре он уверенно занял первое место (+10 −0 =1) и получил приз за красоту за партию с Зубаревым. В декабре 1915 года умерла Анисья Алехина.
Весной 1916 года Алехин выступал в Одессе и Киеве с сеансами. Кроме того, в Одессе он выиграл показательную партию у Верлинского, дав фору пешку f7, а в Киеве сыграл матч с Эвенсоном, проиграв первую партию и выиграв две следующие. Летом он отправился добровольцем на фронт в качестве начальника (по другим данным — помощника начальника) летучего отряда Красного Креста. Он лично выносил раненых с поля боя и был награждён двумя георгиевскими медалями и орденом Святого Станислава[30]. Он был дважды контужен и после второй контузии попал в госпиталь, где играл вслепую с навещавшими его местными шахматистами, в частности, дал сеанс вслепую на пяти досках. После окончания лечения вернулся в Москву.
В октябре Алехин провёл сеанс вслепую на 9 досках в Одессе, сбор от которого пошёл в фонд помощи «Одесса — Сербии», и сыграл серию лёгких партий с Верлинским. Затем он попеременно выступал с показательными партиями в Москве и Петрограде. 23 февраля 1917 года в Петрограде началась революция, и шахматная деятельность Алехина прервалась на три года.
Революция 1917 года лишила Алехина дворянства и состояния. В 1918 году он выиграл трёхкруговой турнир в Москве, в котором кроме него играли Ненароков и А. Рабинович, а осенью того же года отправился на Украину, через Киев в Одессу, на тот момент оккупированную немецкими войсками. Причиной этой поездки иногда называют желание эмигрировать[31], но также известно, что в Одессе Алехин намеревался выступить в одном турнире, который в итоге так и не состоялся[32]. В апреле 1919 года Одессу заняли красные, и в городе развернулся террор. Алехин был арестован ЧК и приговорён к расстрелу[31], его спасло вмешательство кого-то из высокопоставленных советских деятелей. По некоторым сведениям, это был член Всеукраинского ревкома Мануильский, лично знавший Алехина[33][34], по версии Богатырчука — Христиан Раковский, которого знал шахматист и сотрудник одесской ЧК Яков Вильнер[35]. На западе появились слухи, что Алехин погиб[36]. После освобождения Алехин немного проработал в губисполкоме в Одессе, а после начала наступления войск Деникина вернулся в Москву.
В Москве 5 марта 1920 года Алехин женился на Александре Батаевой. Через год они развелись[37]. В 1919—1920 годах Алехин некоторое время учился на кинокурсах В. Гардина[38], работал следователем в Центророзыске Главного управления милиции (в его задачу входили поиски пропавших без вести) и одновременно с этим переводчиком в аппарате Коминтерна (он блестяще владел английским, французским и немецким языками). По другим сведениям, Алехин работал в Московском уголовном розыске, и в его обязанности входило обследование мест преступлений[38]. Тогда же он, играя вне конкурса, победил в первом советском чемпионате Москвы, в котором выиграл все одиннадцать партий[39]. В 1920 году Алехин занял первое место на Всероссийской Олимпиаде в Москве, которая по традиции считается первым чемпионатом страны, вторым был отставший на очко Романовский[40]. В эти годы он встретил швейцарскую журналистку Анну-Лизу Рюгг, представлявшую в Коминтерне Швейцарскую социал-демократическую партию, а в марте 1921 года женился на ней[41].
В 1920 году в ЧК на имя Лациса поступил донос на Алехина, в котором последнего обвиняли в получении денег от деникинской контрразведки[33]. Алехина вызывали на допрос, он вынужден был давать объяснения по этому поводу, и дело было прекращено[42].
Через пять недель после второго брака Алехин с женой получили разрешение на выезд из Советской России в Латвию, подписанное заместителем наркома иностранных дел Караханом[22][41]. В мае он прибыл в Ригу, оттуда направился в Берлин.
Первые годы в Советской России Алехина воспринимали как русского шахматиста, временно живущего за границей. Он продолжал сотрудничать с советскими шахматными изданиями[43]. После приезда в Берлин Алехин сыграл два коротких матча — с Тейхманом (3—3) и Земишем (2—0), в том же 1921 году он выиграл турниры в Триберге, Будапеште и Гааге, не проиграв в них ни одной партии. После этого он направил Капабланке, который только что стал чемпионом мира, вызов на матч, но получил отказ[44]. В следующем году он поделил второе — третье места в Пьештянах и принял участие в крупном турнире в Лондоне с участием Капабланки. Капабланка одержал уверенную победу, набрав 13 из 15, Алехин с 11½ очками занял второе место, оба не проиграли ни одной партии. На лондонском турнире по настоянию Капабланки основные претенденты на матч за звание чемпиона мира подписали документ, известный как «лондонский протокол», в котором оговаривались условия, на которых должен играться матч. В частности, право на матч получал претендент, которому удавалось обеспечить призовой фонд в 10 000 долларов и дополнительно найти деньги на покрытие организационных расходов. Матч игрался до шести побед одной из сторон, ничьи не учитывались[45]. Сумма в 10 000 долларов по тем временам была довольно внушительной, таких денег ни у Алехина, ни у других претендентов не было.
Осенью 1922 года Алехин выиграл турнир в Гастингсе и разделил четвёртое — шестое места в Вене, проиграв сразу три партии из четырнадцати (победил Рубинштейн). Затем он переехал в Париж, где с этого времени постоянно проживал. В 1923 году Алехин разделил ещё с тремя участниками второе место в Маргейте и принял участие в турнире в Карлсбаде, который собрал всех сильнейших шахматистов кроме Ласкера и Капабланки. Алехин поделил первое место с Боголюбовым и Мароци, обыграв при этом обоих. Также он получил призы за красоту за партии с Рубинштейном и Грюнфельдом[46]. Затем последовали длительные гастроли в Европе и Северной Америке. В марте — апреле 1924 года Алехин занял третье место в Нью-Йорке. Первое место в двухкруговом турнире занял Ласкер (16 из 20), Капабланка отстал на полтора очка, Алехин на четыре. До конца года Алехин больше не выступал в соревнованиях, за это время он издал сборник «Мои лучшие партии» и книгу о нью-йоркском турнире. В этот же период Алехин развёлся с Анной-Лизой Рюгг и стал жить в гражданском браке с Надеждой Семёновной Васильевой, вдовой генерала.
В 1925 году Алехин получил французское гражданство по натурализации и защищал в Сорбонне докторскую диссертацию на тему «Система тюремного заключения в Китае». Большинство биографов указывает, что ему была присвоена степень доктора права[47], согласно британской энциклопедии The Oxford Companion to Chess, Алехин не окончил обучение и не защитил диссертацию, но с 1925 года добавлял к своей фамилии «доктор»[48]. В этом же году он одержал победу на крупном международном турнире в Баден-Бадене (впрочем, ни Капабланка, ни Ласкер в нём не участвовали), не проиграв ни одной партии и опередив ближайшего соперника на 1½ очка. Комбинацию, которую Алехин провёл в партии против Рихарда Рети из этого турнира, часто называют одной из лучших в истории шахмат
В начале 1927 года Алехин участвовал в проходившем в четыре круга шестерном международном турнире в Нью-Йорке, где занял второе место вслед за Капабланкой. Кубинец выиграл соревнование с отрывом в 2½ очка, победил во всех микроматчах и не проиграл ни одной партии. Затем Алехин победил на международном турнире в Кечкемете.
Предстоящий матч вызвал огромный интерес. Капабланка считался явным фаворитом: в то время он сильно превосходил Алехина в турнирных результатах и имел счёт 5—0 в свою пользу (не считая ничьих) в личных встречах. Шпильман, болевший за претендента, говорил, что Алехин не сможет выиграть ни одной партии[58].
Матч с Капабланкой состоялся в Буэнос-Айресе осенью 1927 года. По условиям лондонского протокола для победы в матче требовалось выиграть шесть партий. Алехин выиграл стартовую партию, проиграл третью и седьмую, снова вышел вперёд в двенадцатой и довёл матч до победы. В первой трети матча у Алехина началось воспаление надкостницы, из-за чего ему пришлось удалить шесть зубов[59]. Последняя, тридцать четвёртая, партия была отложена в ладейном эндшпиле, где Алехин имел две лишние пешки. Капабланка не явился на доигрывание, прислав письмо, в котором объявлял о сдаче партии и поздравлял Алехина с победой в матче[60]. Общий счёт — +6 −3 =25 в пользу претендента. После объявления Алехина чемпионом мира восторженная толпа донесла его до отеля на руках[61]. По окончании матча Алехин с супругой посетили Чили и на пароходе отправились в Барселону, где им тоже была устроена бурная встреча[62].
Победу Алехина объясняют многими факторами. Алехин досконально изучил игру своего противника и в ходе матча пользовался своими наработками, в то время как Капабланка, окрылённый уверенной победой в нью-йоркском турнире, не проводил какой-то специальной подготовки к матчу[63][64][65]. Готовясь к матчу, Алехин придерживался строгого, аскетического режима[66]. Во вступительной статье к книге о нью-йоркском турнире, вышедшей в 1928 году, новый чемпион суммировал слабые места, которые с его точки зрения были у Капабланки: это излишняя осторожность в дебютах и слабая для игрока его уровня эндшпильная техника. В миттельшпиле Капабланка играет сильнее всего, но он слишком часто склонен полагаться на интуицию и из-за этого изучает позицию поверхностно и выбирает не лучшие продолжения[67].
После возвращения Алехина в Париж в честь его победы был устроен банкет в Русском клубе. На следующий день в некоторых эмигрантских газетах вышли статьи, где цитировалась речь Алехина, который якобы желал, чтобы «…миф о непобедимости большевиков развеялся, как развеялся миф о непобедимости Капабланки»[68]. В точности неизвестно, сказал ли действительно Алехин что-то подобное. До этого он не делал никаких публичных заявлений, направленных против Советского Союза, советской власти, коммунистов, хотя в эмигрантской среде Западной Европы негативные высказывания в адрес СССР были обычным делом. Вскоре в журнале «Шахматный вестник» появилась статья Н. В. Крыленко, в которой говорилось: «После речи Алехина в Русском клубе с гражданином Алехиным у нас всё покончено — он наш враг, и только как врага мы отныне должны его трактовать». Ещё через два месяца там же было опубликовано заявление брата Алехина, Алексея (вероятно, составленное под давлением): «Я осуждаю всякое антисоветское выступление, от кого бы оно ни исходило, будь то, как в данном случае, брат мой или кто-либо другой. Алексей Алехин»[69][70]. Алехин ещё допускал возвращение на родину, но теперь все связи были оборваны
К сожалению многих, так и не состоялся матч-реванш с Капабланкой. Рассуждая о возможном матч-реванше сразу после победы в решающей партии, Алехин сказал, что готов играть его только на условиях Лондонского протокола. С другими претендентами он был согласен играть и с ограничением общего числа партий, но при наличии нескольких вызовов первоочередное право получал Капабланка[72]. 10 февраля следующего года Капабланка обратился к Алехину и президенту ФИДЕ Александру Рюэбу с предложением изменить Лондонский протокол, добавив условие о том, что количество партий ограничивается до шестнадцати, так что если никто не одержит шести побед, то выигрывает тот, кто после шестнадцати партий будет иметь больше очков. Капабланка писал, что в противном случае матч может затянуться и превратиться в соревнование на выносливость[73]. В ответном письме от 29 февраля Алехин повторил, что будет играть матч-реванш только на тех условиях, на которых он сам завоевал титул[74]. 8 октября Капабланка направил Алехину официальный вызов, но получил ответ, что Алехин ещё в августе принял вызов Боголюбова и матч состоится в следующем году[75]. Алехина обвиняли в том, что он сознательно избегает повторного матча с Капабланкой[66]. С другой стороны, многие указывали, что препятствия, которые Алехин ставил экс-чемпиону, не отличались от тех, которые Капабланка ставил претенденту[76][77]. Между двумя шахматистами развилась вражда, Алехин требовал удвоения гонорара, если в турнире участвовал Капабланка[78][79], так что они не выступали вместе до ноттингемского турнира (1936).
В 1928 году Алехин не выступал в соревнованиях, а работал над двумя книгами: «На пути к высшим шахматным достижениям» (о соревнованиях 1923—1927 годов, включая матч с Капабланкой; более точный перевод немецкого названия — «На пути к первенству мира») и «Международный шахматный турнир в Нью-Йорке 1927». В течение нескольких лет начиная с 1929 года Алехин одержал серию впечатляющих турнирных побед, доказав неоспоримое превосходство над соперниками. Из десяти международных турниров, в которых чемпион сыграл до конца 1933 года, он занял чистое первое место в восьми и ещё дважды разделил победу.
В 1929 году Алехин выиграл небольшой турнир в американском Брэдли-Бич и сыграл матч на первенство мира с Боголюбовым в разных городах Германии и Голландии. Алехин выиграл 11 партий, 5 проиграл, 9 свёл вничью, сохранив, таким образом, чемпионский титул.
Турнир в Сан-Ремо (Италия) в 1930 году стал одним из высших триумфов Алехина[79]. В турнире, в котором играли почти все сильнейшие шахматисты мира: Нимцович, Боголюбов, Рубинштейн, Видмар, Мароци, — Алехин из пятнадцати партий выиграл тринадцать и сделал лишь две ничьих. Второй призёр Нимцович отстал от победителя на 3½ очка; с таким отрывом в представительных турнирах не побеждал даже Капабланка, а в процентном отношении этот результат оказался рекордным для турниров подобного уровня (на рубеже веков Ласкер побеждал с результатами 23½ из 28 и 14½ из 16)[80]. В том же году Алехин сыграл за Францию на первой доске на 3-й олимпиаде в Гамбурге. Алехин сыграл девять партий из семнадцати и выиграл все, а партия со Штальбергом получила первый приз за красоту, но сборная Франции заняла всего лишь двенадцатое место[81].
В 1931 году Алехин с блеском выиграл большой двухкруговой турнир в Бледе без поражений и с отрывом от ближайшего соперника в 5½ очков: 20½ очков из 26, вторым был Боголюбов с 15 очками. Среди участников были Нимцович, Шпильман, Видмар, а также несколько представителей молодого поколения: Флор, Кэжден и Штольц. На 4-й олимпиаде Алехин набрал 13½ из 18, показав лучший результат на первой доске, в то время как Франция осталась на низком 14-м месте[82]. В следующем году Алехин много выступал в турнирах, самыми значительными из которых были Лондон (второй призёр Флор отстал на очко) и Берн (на очко отстали Флор и Эйве). С декабря 1932 года по май 1933 года Алехин провёл кругосветные шахматные гастроли, посетив США, Мексику, Гавайские острова, Японию, Шанхай, Гонконг, Филиппины, Сингапур, Индонезию, Новую Зеландию, Цейлон, Александрию, Иерусалим, Геную. Алехин сыграл около полутора тысяч партий за время американского турне и 1320 партий, из них 1161 выиграл и только 65 проиграл, в ходе кругосветного путешествия[83]. После окончания турне Алехин снова возглавил команду Франции на олимпиаде, с результатом 9½ из 12 он во второй раз подряд выиграл зачёт на первой доске, а сборная заняла восьмое место из пятнадцати команд[84]. Ещё через месяц Алехин в очередной раз побил рекорд игры вслепую, с 1925 года принадлежавший Рети (29 досок), дав в Чикаго во время Всемирной выставки сеанс на 32 досках. Сеанс длился 12 часов и закончился со счётом +19 −4 =9 в пользу Алехина[55][85].
В 1934 году состоялся новый матч на первенство мира с Ефимом Боголюбовым, который тоже закончился уверенной победой Алехина 15½—10½. Уже через месяц Алехин включился в борьбу в представительном международном турнире в Цюрихе (с участием Э. Ласкера, Эйве, Флора, Боголюбова, Бернштейна, Нимцовича, Штальберга и др.). Алехин выиграл турнир с результатом 13 из 15, на очко впереди Эйве (он нанёс победителю единственное поражение) и Флора.
В середине 1930-х годов у Алехина начался спад, он пристрастился к алкоголю, с 1934 года до конца карьеры он не выиграл ни одного значительного турнира[86]. Советские шахматные историки писали о тоске Алехина по России, о его попытках как раз в это время «помириться» с СССР. Некоторые связывают снижение уровня игры с усталостью чемпиона, с потерей мотивации к самосовершенствованию, вызванной отсутствием достойных противников, из-за чего Алехин стал позволять себе небрежную игру[87][88]. В конце 1934 года Алехин принял вызов от Макса Эйве. В 1935 году он сыграл на олимпиаде в Варшаве, где занял второе место на первой доске (на очко больше набрал Флор), и выиграл небольшой турнир в Эребро. В 1934 году Алехин расстался с Васильевой и женился на Грейс Висхар, гражданке США и Великобритании и шахматистке, выступавшей в женских турнирах.
Матч на первенство мира с Эйве на большинство из 30 партий начался 3 октября 1935 года. Алехин был фаворитом, Эйве по сравнению с другими претендентами имел довольно скромный турнирный и матчевый послужной список[89]. Алехин уверенно начал матч, выиграл первую, третью и четвёртые партии, но потом стал допускать грубые ошибки, и в четырнадцатой партии счёт сравнялся[90]. В 25-й партии Эйве впервые вышел вперёд, затем выиграл двадцать шестую и в итоге удержал перевес в одно очко. Матч закончился со счётом +9 −8 =13 в пользу претендента. Некоторые авторы писали, что поражение Алехина вызвано в первую очередь злоупотреблением алкоголем[91][92], Эйве и помогавший ему во время матча Флор вспоминали, что Алехин пил, но не в том количестве, чтобы это отразилось на итоговом результате[93]. Спасский, Карпов, Каспаров и Крамник отмечали игровое превосходство Эйве[94][95].
Во время матча с Эйве в СССР в газетах «Известия» и «64» была опубликована телеграмма: «Не только как долголетний шахматный работник, но и как человек, понявший громадное значение того, что достигнуто в СССР во всех областях культурной жизни, шлю искренний привет шахматистам СССР по случаю 18-й годовщины Октябрьской революции. Алехин». В эмигрантской прессе телеграмма вызвала резко негативную реакцию, в одной из газет была опубликована басня, в которой говорилось, что Алехин «битым отошёл к Советам»[96].
Начиная с мая 1936 года Алехин за полтора года сыграл в десяти турнирах, показывая неровные результаты. В нескольких турнирах он выиграл или поделил первые места, в нескольких попадал в призёры, в Кемери в 1937 году поделил 4—5 места. В самом крупном соревновании того периода — ноттингемском турнире 1936 года — Алехин выступил неудачно, заняв шестое место и на очко отстав от победителей Капабланки и Ботвинника. При этом он проиграл Капабланке и Решевскому, но выиграл у Эйве. По воспоминаниям Флора, Алехин получил приглашение на международный турнир 1936 года в Москве, но отказался от участия, так как хотел приехать в Москву только чемпионом мира[97].
Условиями матча 1935 года был предусмотрен матч-реванш[98], который состоялся ровно через два года после первого матча. В этот раз прогнозы были преимущественно в пользу Эйве[99], в промежутке между двумя матчами Эйве выиграл у Алехина три турнирные партии при всего одном поражении[95]. Эйве выиграл первую партию, во второй Алехин сравнял счёт, затем, выиграв несколько партий подряд, вышел вперёд. На финише Эйве «сломался» и проиграл четыре из последних пяти партий[95][100]. Алехин досрочно выиграл матч со счётом +10 −4 =11 и вернул звание чемпиона мира.
Из трёх турниров, сыгранных после возвращения чемпионского звания, в Монтевидео, Маргите и Плимуте, Алехин победил в двух первых, в третьем разделил 1—2 места c Томасом. Выступление на АВРО-турнире в 1938 году, где играли 8 сильнейших шахматистов мира, было неудачным: четвёртое — шестое места из восьми, разделённые с Эйве и Решевским, +3 −3 =8. Капабланка занял седьмое место, их микроматч с Алехиным закончился со счётом 1½—½ в пользу действующего чемпиона. Ботвинник, также участвовавший в этом турнире, писал: «Нас мотали по всей стране. Перед игрой вместо обеда — два часа в поезде. Пожилые участники — Капабланка и Алехин — не выдержали напряжения»[101]. Организаторы рассматривали турнир как аналог турнира претендентов, победитель которого получит первоочередное право на матч с Алехиным, но сам Алехин выступил с заявлением, что готов играть с любым сильным противником, который обеспечит призовой фонд[101]. В ходе турнира Алехин и Ботвинник, получивший согласие руководства СССР, провели переговоры о возможном матче и согласовали финансовые условия, но развитию помешала война[31][101].
В 1939 году вышла новая книга Алехина «Мои лучшие партии (1924—1937)», в которую вошли, в числе прочего, анализы лучших партий матчей с Эйве и дополнительные комментарии к партиям, описанным в более ранних книгах. В августе — сентябре Алехин участвовал в 8-й шахматной Олимпиаде, проходившей в Аргентине. Выиграв 9 партий и сведя вничью 7, он занял второе место на первой доске; первое досталось Капабланке, который сыграл на одну партию больше и опередил Алехина на очко[102]. Когда проходил матч Франция — Куба, все ждали партии между Алехиным и Капабланкой, но кубинец пропустил игру[102]. Сборная Франции в финальном турнире заняла место во второй половине таблицы. Во время олимпиады вторжением Германии в Польшу началась Вторая мировая война, и Алехин выступил по радио и в прессе с призывом бойкотировать немецкую команду[103] (в результате в трёх матчах немецкой команды были без игры зафиксированы технические ничьи 2:2[102]). На олимпиаде Капабланка при поддержке местной шахматной федерации вызвал Алехина на матч-реванш, но Алехин отказался, сославшись на то, что он как военнообязанный должен вернуться во Францию[104]. Перед возвращением в Европу он выиграл небольшие турниры в Монтевидео и Каракасе в конце 1939 года
В январе 1940 году Алехин с женой прибыли в Португалию, но уже через две недели перебрались во Францию[105]. После нападения нацистской Германии на Францию Алехин, не подлежавший призыву по состоянию здоровья[105], вступил добровольцем во французскую армию, где служил в звании лейтенанта переводчиком[106] (в то же время Кмох указывает, что Алехин был офицером в медицинской части[1]).
Когда военные действия закончились, Алехин покинул зону, оккупированную немцами, и поселился на юге Франции. В 1940 году продолжились переговоры о матче с Капабланкой. Оба соперника хотели сыграть этот матч, соглашение было вскоре заключено, но Капабланке не удалось достать денег на проведение матча, а кубинское правительство отказало ему в помощи[104]. В результате матч в 1941 году так и не состоялся, а в следующем году Капабланка умер.
В апреле 1941 года Алехин получил разрешение на выезд в Португалию[107]. Незадолго до этого, с 18 по 23 марта 1941 года, в парижской немецкоязычной газете «Pariser Zeitung» за подписью Алехина была опубликована серия антисемитских статей под общим названием «Еврейские и арийские шахматы». В этих статьях история шахмат излагалась с точки зрения нацистской расовой теории, при этом обосновывалось, что для «арийских» шахмат характерна активная наступательная игра, а для «еврейских» — защита и выжидание ошибок соперника. В интервью, данном после освобождения Парижа союзниками (декабрь 1944 года), Алехин говорил, что был вынужден написать статьи, чтобы получить разрешение на выезд, и что статьи в исходном виде не содержали антисемитских выпадов, но были полностью переписаны немцами[108]. После войны в открытом письме организаторам лондонского турнира (1946) Алехин уточнял, что от оригинального текста остались только размышления о необходимости реконструкции ФИДЕ и критика теорий Стейница и Ласкера[109]. В 1996 году биограф Алехина В. Чарушин доказывал, что за переписыванием статей стоял австрийский шахматист и журналист, редактор «Pariser Zeitung» и ярый антисемит Теодор Гербец (умер в 1945 году)[110]. В то же время другой исследователь Жак де Моннье утверждал, что в 1958 году видел черновики этих статей, написанные Алехиным собственноручно, которые Грейс Висхар перед смертью передала знакомому, но их публикация будет возможна не ранее, чем они перейдут в общественное достояние по французскому законодательству (2017 год) и только с согласия наследников Алехина[108].
Жена Алехина Грейс не пожелала уехать к нему в Португалию, поскольку не хотела бросать своё шато рядом с Дьепом (в отсутствие Алехина дом все равно был разграблен нацистами). Чтобы сохранить остатки имущества жены и обеспечить ей самой защиту от репрессий, которые вполне могли коснуться американки еврейского происхождения, Алехин был вынужден участвовать в соревнованиях, организованных нацистским Шахматным союзом Великой Германии[107][111]. В сентябре 1941 года он занял второе место в турнире в Мюнхене, а до конца 1943 года он принял участие ещё в семи турнирах в Германии и на оккупированных территориях. Четыре из них он выиграл, включая так называемый Чемпионат Европы в Мюнхене и чемпионат Генерал-губернаторства в Польше, прошедшие в 1942 году, ещё в трёх разделил первые места. Среди других шахматистов, игравших в турнирах в Третьем рейхе, были Керес, Боголюбов, Лундин, Штольц, Опоченский, Земиш и молодая восходящая звезда немецких шахмат Клаус Юнге. Счёт личных встреч с Кересом в этот период был +3 −0 =3, с Юнге — +4 −1 =1. Несколько раз Алехин давал сеансы одновременной игры для офицеров вермахта.
В январе 1943 года Алехин заболел скарлатиной. В зрелом возрасте она протекала тяжело. Врачам удалось спасти жизнь Алехина, но здоровье его было подорвано[112]. В октябре 1943 года Алехин выехал на турнир в Испанию и более не вернулся на оккупированные территории. Жена Алехина не получила разрешение на выезд и до конца войны оставалась во Франции[113]. В Испании Алехин жил в бедности. Он принял участие в нескольких турнирах, в основном занимая первые места, и выиграл небольшой матч у чемпиона Испании Рей Ардида со счётом +1 −0 =3. Алехин давал частные уроки 13-летнему вундеркинду Артурито Помару (впоследствии — гроссмейстер, неоднократный чемпион Испании), материалы которых свёл в позже опубликованный шахматный учебник «Завет!» (¡Legado!). Кроме этого он выпустил сборник, куда вошли наиболее примечательные партии, сыгранные во время Второй мировой войны (всего — 117, 30 из них сыграны самим Алехиным). Последний турнир он сыграл осенью 1945 года в Касересе, заняв там второе место после Франциско Люпи — чемпиона Португалии.
В конце 1945 года Алехин был приглашён на турниры в Лондоне и Гастингсе, запланированные на будущий год, но приглашения вскоре были отозваны: М. Эйве и американские шахматисты (в первую очередь Р. Файн и А. Денкер) угрожали бойкотировать турнир, если в нём примет участие Алехин, из-за его сотрудничества с нацистами и статей в «Pariser Zeitung»[114][115]. Алехин направил в оргкомитет лондонского турнира, а также в британскую и американскую шахматные федерации открытое письмо, в котором объяснял, что играть в турнирах в нацистской Германии он был вынужден из-за нужды, и прояснял свою позицию по антисемитским статьям, но ничего не добился. В ходе лондонского турнира группой шахматистов из стран-союзников был создан комитет по расследованию сотрудничества Алехина с нацистами, председателем которого стал Макс Эйве[116]. Предлагалось лишить Алехина звания чемпиона мира и объявить ему бойкот: не приглашать на турниры, не печатать его статей. Обсуждение велось без участия ФИДЕ[117][118]. Единственным, кто высказался в пользу Алехина, был С. Тартаковер, еврей по национальности; он не только выступил против бойкота, но и попытался организовать сбор средств в пользу чемпиона[116]. В конце концов комитет решил передать вопрос на рассмотрение ФИДЕ[119]. Алехину было предложено прибыть во Францию для рассмотрения его дела французской шахматной федерацией. Он подал документы для получения разрешения на въезд, но разрешение пришло уже после его смерти[119].
Позднее высказывались предположения, что организаторы бойкота стремились в том числе и к достижению собственных корыстных целей: в США было два вероятных кандидата на звание чемпиона мира — Решевский и Файн, а Макс Эйве мог рассчитывать быть провозглашённым чемпионом мира после лишения Алехина титула. В пользу этой версии приводят довод о том, что после смерти Алехина на генеральной ассамблее ФИДЕ ставился на голосование вопрос о проведении матча на первенство мира между Эйве и Решевским[117][118].
С января 1946 года Алехин жил в португальском Эшториле. После известий о событиях в Лондоне Алехин вёл замкнутый образ жизни и общался в основном с Люпи, который стал его близким другом. В начале января они сыграли товарищеский матч, в котором Алехин победил со счётом 2½—1½. В феврале Алехин получил вызов от Ботвинника и дал согласие сыграть с ним матч в Лондоне
23 марта 1946 года исполком ФИДЕ официально принял решение о матче Алехин — Ботвинник[121]. Но утром 24 марта Алехин был найден мёртвым в своём гостиничном номере, сидящим в кресле у столика с расставленными в начальной позиции шахматами. При вскрытии врачи определили, что причиной смерти была асфиксия, наступившая вследствие попадания в дыхательные пути кусочка мяса[122], хотя в некоторых публикациях того времени в качестве причины смерти указывались стенокардия или сердечная недостаточность[123]. Существует несколько конспирологических версий, согласно которым Алехин был убит (скорее всего, отравлен), чаще всего исполнителями называют советские спецслужбы[111][122][124].
В связи с кончиной Алехина журнал «Шахматы в СССР» напечатал некролог за подписью Петра Романовского, в котором говорилось: «Алехин родился и вырос в России. В нашей стране развились его шахматный талант и сила… Советские шахматисты высоко ценят Алехина, как выдающегося мастера, внёсшего богатый вклад в сокровищницу шахматного искусства. Но как к человеку, морально неустойчивому и беспринципному, наше отношение к нему может быть только отрицательным»[125].
Алехин был первоначально похоронен в Эшториле. В 1956 году был поднят вопрос о перезахоронении, советские власти изъявляли желание перенести останки Алехина в Москву, но по настоянию вдовы Алехина Грейс прах был захоронен в Париже, где жила Грейс и где Алехин также провёл большую часть жизни[70]. Перезахоронение состоялось 25 марта 1956 года на кладбище Монпарнас при участии президента ФИДЕ Фольке Рогарда и большой делегации из СССР[126]. Мраморный барельеф на надгробии был создан шахматистом и скульптором Абрамом Барацем, лично знакомым с Алехиным. Надпись на надгробии гласила: «Шахматному гению России и Франции», при этом на нём были неверно указаны даты жизни шахматиста[122][126]. Грейс, умершая в марте 1956 года незадолго до перезахоронения праха мужа, была похоронена в той же могиле. В 1999 году надгробие разбилось во время урагана и барельеф был утрачен, позднее надгробие восстановили[122].
Алехин умер непобеждённым чемпионом. В 1948 году состоялся матч-турнир пяти сильнейших шахматистов мира, который выиграл Ботвинник.
Биографы отмечают, что все жёны Алехина были старше него и для большинства из них брак не был первым[70]. О его первой жене, Александре Батаевой, известно мало; она была вдовой и работала делопроизводителем. Алехин официально зарегистрировал брак в 1920 году, а до того несколько месяцев жил в гражданском браке[37]. Через год супруги развелись и Алехин женился на гражданке Швейцарии Анне-Лизе Рюгг. Через некоторое время после того, как Алехин с женой выехал в Европу, брак фактически распался. Жена была активным общественным деятелем и не могла постоянно сопровождать мужа на турнирах[127]. От второго брака у Алехина родился сын Александр. Он жил в Швейцарии с матерью до её смерти в 1934 году, в 1956 и 1992 годах посещал мемориалы Алехина в Москве[128]. С Надеждой Васильевой (в девичестве Фабрицкой) Алехин прожил десять лет, их отношения не были официально оформлены[129]. По воспоминаниям дочери Васильевой от первого брака, Надежда Семёновна заботилась о муже и вела его дела, чтобы он мог посвятить себя шахматам[130]. Последней женой стала Грейс Висхар, вдова британского чайного плантатора, жившего на Цейлоне. Она имела американское гражданство и британское подданство, была старше мужа на 16 лет и сама была сильной шахматисткой. Этот брак улучшил и материальное положение чемпиона мира: Грейс получила большое наследство от первого мужа.
По воспоминаниям Алехин был разносторонне образованным и обаятельным собеседником, он владел шестью языками[131][132]. Некоторые отмечали его забывчивость и рассеянность, которые сочетались с великолепной шахматной памятью[70]. Больше всего в жизни его интересовали шахматы, по словам Имре Кёнига, в первой половине XX века Алехин был одним из немногих шахматистов, для которых игра стала профессией и которые признавали, что зарабатывают на жизнь шахматами[133]. Много писали о пристрастии Алехина к алкоголю, особенно начиная с 1930-х. По некоторым воспоминаниям, последняя жена Алехина Грейс сама много пила, способствуя таким образом алкоголизму мужа[1]. Согласно биографу Пабло Морану, в конце жизни Алехин имел тяжёлый цирроз печени[134]. В то же время известно, что накануне ответственных соревнований, в том числе матча против Капабланки и матч-реванша с Эйве, Алехин соблюдал режим и не употреблял никакого алкоголя.
Алехин был большим любителем кошек. Его сиамский кот Чесс постоянно присутствовал на соревнованиях как талисман. Во время первого матча с Эйве Алехин заставлял кота обнюхивать доску перед каждой партией
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
